Что они несли с собой - Страница 38

Он никогда не сумел бы описать, что случилось потом, но все равно попытался бы. Он тщательно подбирал бы слова, чтобы для любого слушающего произошедшее стало реальным.

В том месте, где полагалось быть голове Кайовы, поднимались пузырьки.

Пальцы левой руки чуть согнуты, грязные пальцы, от наручных часов идет зеленое фосфоресцирующее свечение, и эти часы уходят под мутную воду.

Он говорил бы об этом. И о том, как схватил Кайову за ботинок и попытался его вытащить. Он тянул изо всех сил, но Кайова пропал, погрузился, и внезапно он почувствовал, что и сам погружается. Дерьмо забилось ему в нос и глаза. Вспышки ракет и разрывы снарядов, и вонь повсюду, даже внутри него, у него в легких… И он не мог больше этого выносить. Не здесь, решил он. Не так. Он выпустил ботинок Кайовы и глядел, как тот ускользает. Очень медленно он вытащил свое тело из глубокой жижи, а потом просто лежал на чем-то твердом, лежал неподвижно, ощущая дерьмо вокруг, лежал, закрыв глаза и слушая дождь, взрывы и бульканье пузырьков.

Он был один.

Он потерял винтовку, но это не имело значения. Хотелось лишь помыться. Ничего больше. Только бы принять горячую пенную ванну…

Объезжая кругом озеро, Норман Боукер вспомнил, как его друг Кайова утонул в дерьме и грязи.

— Я сорвался, — сказал бы он. — До того я сохранял хладнокровие. Если бы всё пошло как надо, если бы не тот запах, я получил бы «Серебряную звезду».

Отличная армейская байка, подумал он, но это была война не для армейских баек, не для разговоров о доблести, и никто в городе не хотел знать про ужасную вонь. Они хотели слышать о добрых намерениях и подвигах. Но, по правде говоря, горожан нельзя было винить. Это был милый городок, довольно преуспевающий, с аккуратными домами и всевозможными санитарными удобствами.

Норман Боукер закурил и опустил окно. Семь тридцать пять, решил он.

Озеро разделилось на две части. Одна еще поблескивала, другую накрыла тень. На мосту два мальчика продолжали свой марш. Мужик в заглохшей лодке отчаянно дергал за шнур мотора, а две уточки искали ужин в водах озера, их хвостики и попки подергивались как поплавки. Он снова проехал мимо Сансет-Парка, опять дома, начальная школа и теннисные корты, и отдыхающие, которые теперь сидели в ожидании вечернего фейерверка. Оркестр старшеклассников ушел. Женщина в бриджах возилась со своей удочкой.

Хотя еще не стемнело, закусочная уже омыта неоновыми огнями.

Он завел отцовский «шеви» на стоянку, оставил мотор работать и просто сидел. Торговля шла бойко в воскресный день. По большей части подростки да несколько фермеров, приехавших в город на выходной. Он ни одного лица не узнал. Мимо прошла худющая, с узкими бедрами, практически лишенная груди юная официантка, но когда он ей посигналил, она словно бы и не заметила. Ее взгляд прошелся по нему как по пустому месту. Она, держа поднос у окошка «файрберда», рассмеялась и слегка нагнулась вперед, чтобы поболтать с тремя парнями внутри.

В мягких сумерках он чувствовал себя невидимым. Прямо впереди, над прилавком раздачи, москиты, кончая с собой, бились о приборчик от комаров.

Тихий летний вечер.

Он снова посигналил, на сей раз сильнее нажав на гудок. Юная официантка медленно повернулась, вид у нее был озадаченный, потом сказала что-то парням в машине и неохотно двинулась к нему. К рубашке у нее был приколот бейдж со словами «ЕШЬТЕ МАМИНЫ БУРГЕРЫ».

Когда она подошла к его окну, то держалась так прямо, что видна ему была только табличка.

— «Мамин бургер», — попросил он. — Может, еще картошку.

Вздохнув, девушка расправила плечи и покачала головой. Глаза у нее были пустые и бессмысленные, как сахарная вата.

— Вы что, слепой? — спросила она.

Подняв руку, она постучала по переговорному устройству на стальном столбике.

— Нажмите на кнопку и продиктуйте заказ. Я только дурацкие подносы разношу.

Она пристально посмотрела на него. Ему подумалось, что в ее глазах возник было какой-то вопрос, но потом она вздохнула и нажала за него кнопку и вернулась к своим друзьям в «файрберде».

Микрофон пискнул и просипел:

— Ваш заказ.

— «Мамин бургер» и картошку фри, — сказал Норман Боукер.

— Вас понял. Шипучку-мучку будете? Прием.

— Шипучку?

— Ну сам знаешь, мужик. Лимонад. Прием.

— Маленький стакан.

— Вас понял. Повторяю, один «мамин бургер», одна картошка фри, один маленький лимонад. Три выстрела на поражение. Сейчас.

Микрофон пискнул и затих.

— Конец связи, — сказал Норман Боукер.

Когда девица принесла ему поднос, он быстро поел, не поднимая глаз. Усталый диктор в Де-Мойне пробубнил время — почти половина девятого. Темнота сгущалась, и ему очень хотелось, чтобы было куда поехать. Утром он посмотрит, нельзя ли найти работу, потом побросает мяч в корзину на университетском стадионе, может, помоет «шеви».

Он прикончил свой лимонад и нажал кнопку переговорного устройства.

— Ваш заказ, прием, — произнес жиденький голос.

— Я всё.

— Правда, всё?

— Наверно.

— Эй, расслабься, — сказал голос. — Чего тебе взаправду надо, приятель?

Норман Боукер улыбнулся.

— Ну, — сказал он, — как насчет того, чтобы послушать про…

Он осекся и тряхнул головой.

— Про что послушать, мужик?

— Ни про что.

— Да ладно, — сказал микрофон, — уж я-то точно, мать меня растак, никуда не спешу. Прикован к столбу, кто б в такое поверил. Так что валяй, говори.

— Пустяки.

— Точно?

— Точно, всё путем.

Микрофон издал слабый сип разочарования.