— Это он? — спросил Эйзр.
— Кто же еще?
— Не знаю. — Эйзр покачал головой. — Просто не знаю.
Норман Боукер коснулся ботинка, прикрыл на мгновение глаза рукой, потом выпрямился и посмотрел на Эйзра.
— Ну и в чем соль? — спросил он.
— Ты о чем?
— Про шутку, дескать, дерьмо жрать. Ну валяй, объясни.
— Забудь.
Митчелл Сандерс велел им заткнуться. Все трое отошли туда, где было посуше, и сложили рюкзаки и оружие, потом вернулись по грязи к месту, где виднелся ботинок. Тело скрывалось под водой, было погребено под слоем ила и глины. Трудно было ухватиться, жижа постепенно всё сильнее засасывала бедолагу. Дождь полил с новой силой. Пошарив, Митчелл Сандерс ухватился за вторую ногу Кайовы. Потом Сандерс со вздохом сказал: «О’кей», — и, взявшись за обе ноги, они с силой дернули. Внизу что-то слегка поддалось, совсем чуть-чуть. Они попытались снова, но на сей раз тело вообще не сдвинулось с места. После третьей попытки они отступили и минут десять тупо пялились на воду.
— Взялись, — наконец сказал Норман Боукер.
Он досчитал до трех, и они напряглись и потянули.
— Застрял, — промолвил Митчелл Сандерс.
— Понял уже. Господи Боже!
Они попробовали еще раз, потом позвали Генри Доббинса и Крыса Кайли и поднажали впятером, но тело застряло намертво.
Эйзр отошел к сухому участку и сел, держась за живот. Лицо у него было серое. Остальные стояли кружком, смотрели на жижу, через некоторое время кто-то сказал:
— Не можем же мы просто оставить его тут.
Остальные кивнули, достали саперные лопатки и начали копать. Это был тяжелый и грязный труд. Складывалось ощущение, что жидкая каша наползает быстрее, чем они копают, но Кайова был их другом, и потому они не сдавались.
Медленно, небольшими группками подтянулся остальной взвод. Только лейтенант Джимми Кросс и юный солдатик еще обшаривали поле.
— А знаете что, пожалуй, надо сделать? — пробормотал Норман Боукер. — Следует сказать лейтенанту.
Митчелл Сандерс покачал головой.
— Только напортачит. А кроме того, он там вполне счастливым выглядит, взаправду довольным. Оставь его в покое.
Спустя полчаса они высвободили нижнюю половину тела Кайовы. Труп вверх ногами засел под острым углом в иле — ни дать ни взять ныряльщик, который головой вперед бросился с высокой вышки. Какое-то время взвод мог только пораженно смотреть. Но вот Митчелл Сандерс кивнул и сказал:
— Давайте заканчивать.
И они схватили мертвеца за ноги и с силой потянули, потом потянули еще, и через минуту Кайова выскользнул на поверхность. У него отсутствовал кусок плеча; руки, грудь и лицо были изорваны шрапнелью.
— Могло быть и хуже, — обронил Генри Доббинс.
А Дэйв Дженсен спросил:
— И как же, приятель? Скажи мне — как?
Стараясь не глядеть в лицо покойнику, они осторожно отнесли его к сухому месту, где и положили. Тряпками они стерли грязь. Крыс Кайли обыскал его карманы и сложил его личные вещи в пластиковый пакет. Затем этот пакет он примотал к запястью Кайовы, после чего по рации вызвал вертолет.
Остальные разошлись, постарались найти, чем заняться: одни курили, другие открывали банки сухого пайка, третьи просто мокли под дождем.
Все испытывали облегчение, что справились с задачей. Теперь впереди замаячила надежда найти какую-нибудь хижину или заброшенную пагоду, где можно будет раздеться и выжать одежду, а может, даже развести костер. Всем было жаль Кайову. А еще они испытывали своего рода душевный подъем, тайную радость, потому что остались живы и потому что даже дождь лучше, чем чтобы тебя засосало в дерьмо. В конце концов, всё решает слепой случай, везение.
Эйзр сел рядом с Норманом Боукером.
— Слушай, — начал он, — я про те глупые шутки… я ничего такого не имел в виду.
— Мы все болтаем разное.
— Да, но когда я увидел парня, то почувствовал… даже не знаю… словно он нас слышал.
— Не слышал.
— Наверное, нет. Но я почти виноватым себя ощутил… точно, если бы я держал рот на замке, ничего такого не стряслось бы. Точно это моя вина.
Норман Боукер смотрел на размокшее поле.
— Это ничья вина, — вздохнул он. — И всех сразу.
Посреди поля старший лейтенант Джимми Кросс сидел на корточках в жиже, почти полностью в нее погрузившись. Мысленно он раз за разом переписывал письмо отцу Кайовы. На сей раз получилось безликое. Офицер отстраненно выражает соболезнования. В извинениях нет необходимости, поскольку, в сущности, это просто дурацкая случайность, а война полна дурацких случайностей, и вообще ничто не может такого извинить. И это правда, думал он. Чистая правда.
Лейтенант Кросс глубже ушел в грязь, черная вода стояла теперь у его горла, и попытался сказать себе, что это правда.
Рядом с ним, в нескольких шагах левее, юный солдатик все еще искал фотокарточку своей девушки. Все еще вспоминал, как убил Кайову.
Мальчишке хотелось признаться. Он хотел рассказать лейтенанту, как среди ночи достал фотографию Билли и передал Кайове, а потом включил фонарик, и как Кайова прошептал: «Ха, а она милашка», и как на мгновение в свете фонарика лицо Билли вспыхнуло, и как сразу затем вокруг них взорвалось поле. Это из-за фонарика. Он был как мишень, светящаяся в темноте.
Солдатик посмотрел на небо, потом на Джимми Кросса.
— Сэр? — окликнул он.
Дождь и туман наползали на поле огромной серой стеной серости. Где-то поблизости зарокотал гром.
— Сэр, — произнес мальчишка, — я должен кое-что сказать…
Но лейтенант Джимми Кросс не слушал. Закрыв глаза, он все глубже погружался в нечистоты, позволяя чертову полю себя забрать. Он откинулся на спину и закачался в вонючей жиже.